Активный интерес к малороссийской культуре и истории в русском обществе пробуждается на общей романтической волне в 1830-е годы [1], когда московские и петербургские издания охотно публикуют не только всевозможные описания Малороссии и «малороссийской старины», разнообразные фольклорные памятники, но также новые произведения малороссийской словесности. При этом вопрос об особости/единстве не поднимается – характерны сами используемые обороты: с одной стороны, Малороссия предстает как «другая страна», «другой край», «славянская Италия» - где живут другие люди, говорящие другим языком, имеющие иное прошлое и во многом иное настоящее, с другой – эта инаковость лишена политического напряжения, она интерпретируется преимущественно как «экзотика» (что и подпитывает романтический интерес – который является интересом к «другому», «особенному»), ее подчеркивание повышает эстетическую ценность материала, обосновывает право на интерес к нему со стороны внешней – тогда как интерес «своих» должен побуждаться «любовью к родной старине», «родному краю». Расхожий образ Малороссии (к которому обращаются – и который, одновременно, укрепляют исторические повести Гоголя – наиболее заметное литературное явление этого ряда, обращенное к русской публике) предъявляется, например, в рецензии Осипа Бодянского на первый том повестей Основьяненко, где рецензент выражал надежду, что во втором томе «все будет стройно, гладко, естественно, изящно, как изящна природа Украйны, где небо весьма тихо есть и лихого поветрия не слыхать, не видать, - ее народность, сама Украйна в целом и особенностях, где нет шагу без памятника, времени без события, места без картины, живого существа без резко проведенной черты на его облике, характеристического отличия в своих помыслах, желаниях и поступках; где вы утонете в мире музыкальных звуков, национальных напевов, национальной поэзии на языке благозвучном, мелодическом, которая очарует, заколдует вас, наполнит сладким забвением ваше сердце, пробудит в голове вашей светлые думы, быстро перенесет в заветное прошедшее с его живо говорящими образами, и напоследок остановит вас над настоящим, не менее занимательным, интересным, хоть и своими развалинами, остановит – и заставит призадуматься…» [2]. «Настоящее», тем самым, оказывается интересно в первую очередь «своими развалинами» - если прочее спорно, то «руины» безусловно заслуживают внимания.
Если не указано иного, материалы журнала публикуются по лицензии Creative Commons BY NC SA 3.0
